Все взгляды устремлены на неё. Ивена лукаво улыбается и опускает веки.
Девочки смеются.
— Нам нечего и мечтать об этом! — говорит Эльхена сквозь смех. — Может, за Гелленой приедут послы? Она из колдовского рода.
— Отстань! — хохочет Геллена, пунцовея, — замолчи! Я не колдунья!
— Разве ты не хочешь замуж за принца? — спрашивает Ивена словно бы в шутку, но суженные глаза её блестят всё ярче и холодней.
— Это же сказка!
— Это иносказание, моя дорогая, — мягко говорит Ивена, вставая из кресла. Подняв взгляд, она возвышает голос: — Это иносказание, милые девушки. Смысл его в том, что девушка добрая, смиренная и трудолюбивая может рассчитывать на самое удачное замужество.
— О, как скучно, — бормочет Ринна.
— Ты ещё слишком молода, чтобы понимать, — ворчливо замечает тётушка, прежде чем оставить неблагодарных слушательниц. Она снова смотрит в пол, и кутается в шаль, и складывает губы в куриную гузку, и выглядит самой обычной надоедливой брюзгой. Но в дверях она оборачивается и находит взгляд Геллены.
— Если хочешь, дорогая Гелле, навести меня как-нибудь. Я научу тебя… печь пирожки по моему особому рецепту.
Улыбнувшись, Ивена уходит.
Её провожает молчание. «Пирожки? — безмолвно повторяет Геллена. — О чём она? Обычные пирожки с яблоками, даже без корицы, Лореана печёт лучше… Что за тайны? Ой! Она же говорит про дрёмознатство. О Дева, как всё странно. Загадочно. Я хочу знать».
— Может, мы ещё расскажем страшных историй? — наконец спрашивает Ринна.
— Нет! — кричит Люна.
— Да, — говорит коварная Эльхена и прибавляет: — Гелле, а ты знаешь страшные истории? Может, колдовские?
Погружённая в размышления Геллена вздрагивает, услышав оклик. Мгновение она недоумённо смотрит на подругу, потом опоминается. Колдовские истории? Геллена знает историю о любви, которая обернулась смертью, но знает и то, что никогда никому не станет её пересказывать. Всё же ей хочется отличиться и чем-нибудь напугать подруг, и она роется в памяти. О чём бы поведать?
— Я знаю… — неуверенно начинает она, — я знаю историю о тоскующих призраках.
— Расскажи!
Геллена помалкивает, собираясь с мыслями. Её слов ждут. Люна заранее прижимается к юбке Кионы.
— В глубине Королевского Леса… — начинает Геллена и поправляет себя: — нет, не так. Когда люди умирают, они уходят из Сна в Явь. Но некоторые умершие не могут добраться до Яви. Это те, кто при жизни был очень несчастен. Настолько несчастен, что лучше даже не представлять. Их души собираются в глубине Королевского Леса, там, где бьёт родник мёртвой воды. Эту воду они пьют и едят, чтобы не исчезнуть… Там они по-прежнему несчастны. И они хотят уйти хотя бы куда-нибудь. В окончательную Явь или обратно в жизнь. Есть пророчество, в которое они верят. Оно говорит, что их может спасти любовь. Взаимная любовь. Призраки ищут любви живых. Надежда придаёт им сил, и они могут притворяться живыми людьми, пока надеются, и даже колдовать, показывая чудеса. Но они не помнят, что такое любовь, и поэтому пытаются добиться обещания руки и сердца… Нам нужно быть осторожными. Тот, кто не любит, но хочет жениться, может оказаться тоскующим призраком.
Воцаряется тишина.
По коже Геллены подирает озноб: под конец она попыталась пошутить, но у неё не получилось. Совсем не получилось.
Она опускает глаза. Подруги тоже смотрят в пол, кусают губы, теребят юбки. Потом маленькая Люна робко говорит:
— Но если любовь может их спасти, значит… Ведь нужно спасти их! Им же так плохо!
— Да, это так, — медленно говорит Геллена. — Но кто сможет полюбить тоскующего призрака? И не стать от этого несчастным, страшно несчастным? И не превратиться в призрака сам?
— О Дева!.. — выдыхает Эльхена. — Гелле, я испугалась.
Она натянуто смеётся. Остальные тоже улыбаются или пытаются улыбнуться, но они бледны.
За окном воет собака.
Это так жутко, что всех просто подбрасывает. С криком Люна кидается к шкафу и прыгает прямо внутрь.
К собаке присоединяется вторая, затем третья.
— Ох, — говорит растерянная и смущённая Геллена, — это за мной. Их прислали, чтобы проводить меня до дома. Простите, что они заставили вас испугаться.
— Мы и так пугали друг друга, — вздохнув, говорит Эльхена и серьёзно прибавляет на правах старшей: — не стоило делать этого так поздно вечером. До встречи в храме на спевке, Гелле.
На кухне холодно. Остывшая печь стоит, как покинутая крепость. Сквозь вымытые окна льётся ясный дневной свет, но стены и потолок покрывает копоть, и оттого свет кажется чуть серым.
— Взгляни-ка на это, Гелле, — говорит Ивена.
Она стоит над разделочным столом. На стол водружён большой таз, полный воды. Геллена сидит напротив, облокотившись о стол и подперев голову кулачками. Рядом с тазом лежит горка мелких камней. Ивена берёт один из них и кидает в воду: по воде идут круги, отражаются от стенок, пересекаются и смешиваются. Наконец вода вновь спокойна.
— Песня Девы Сновидений, — говорит Ивена, — как родник. Дева создаёт воду песен, в которой наши души плавают, как рыбы. Но эта вода никогда не бывает спокойной. Каждый поступок, каждое слово порождает в ней такие круги. Они распространяются далеко-далеко, отражаются друг от друга, пересекаются, смешиваются… Тот, кто видит эти круги и понимает их язык, видит и понимает мир намного глубже, чем тот, кто живёт, не задумываясь.
Геллена слушает, затаив дыхание. Она чувствует себя сейчас такой же водой: лёгкие бегущие круги любопытства над глубочайшим изумлением. Это — тётушка Ивена? Та самая тётушка, которая так скучна и так досаждает всем своими нравоучениями? Может, её подменили? Та тётушка, верно, и слов-то таких не знает, какие произносит эта, другая…