Медленно, медленно затихает мелодия Сна Сказок.
Лореаса откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Она чувствует глубокий, всеобъемлющий покой, тело её расслаблено, но когда она пытается взяться за спицы, то находит, что пальцы у неё дрожат. Это понятно. Ей пора в постель. Сегодня она больше не сможет даже вязать.
Она дремлет, пока семья её пробуждается от очарования Сна. Слышно, как завороженно ахает Геллена, как изумлённо покряхтывает Кодор. «Как это страшно грустно», — говорит Лореана, и Лореада отзывается: «Как это страшно».
Сейчас они начнут задавать вопросы. Это будут простые вопросы, на них можно ответить. Но сил у Лореасы уже нет. Ей хочется подремать ещё хотя бы несколько секунд, но пора подниматься и всех отсылать в постель…
Лореаса встаёт. Поначалу она даже не может заставить себя открыть глаза. Но голос её твёрд и решимость непреклонна, когда она говорит:
— Всё, дорогие мои. Нам пора спать.
— Но мама…
— Мама Лореаса, а кого Дева…
— Но почему Величайшая Любовь…
— Нет, нет, нет! — строго повторяет она. Сейчас она готова даже прикрикнуть на непослушных дочерей. — Пора спать.
На помощь приходит Кодор.
— Достаточно, милые, — говорит он. — Не видите разве: мама устала? Все вопросы завтра.
Девушки одновременно фыркают. Но добрый их отец всё же Королевский Лесничий и однажды взял в жёны некромантиссу. Доброта его куда как далека от слабости. Его слово — закон.
Кодор подходит к Лореасе и подхватывает её, обнимая за талию. Лореаса с облегчением кладёт голову ему на плечо.
Он бы и на руках отнёс её в спальню, вызвав тем самым безмолвное восхищение дочерей. Но Лореаса не забывает про его больную спину. «Поздновато Кодору для таких трюков», — думает она с нежностью и по пути только опирается на его руку.
Кодор помогает ей раздеться и лечь. В супружеской спальне горит единственная свеча. Он задувает свечу и ложится, находит под жарким волчьим одеялом ледяную руку некромантиссы. Лореаса сжимает его пальцы. Так они лежат в тишине, пока кровь колдуньи не становится тёплой. Жёлтая, сырная Луна смотрит в щель между занавесок.
Лореаса надеялась, что уснёт быстро, но всё что-то не получается. Она смотрит в белёный потолок и окликает свои сны — простые, непевучие, глубокие, как гнездо из чёрного пуха. Сны бродят одаль и приближаются медленно, медленно…
Кодор тоже не спит, заодно с женой. Немного поразмыслив, он спрашивает наугад:
— А всё же, Лоре, кому мы обязаны появлением Леса? И ведьм, и Стен Кошмара, и Страны мёртвых? Кого полюбила Дева?
Лореаса тихо усмехается.
— А сам ты как думаешь?
Кодор похмыкивает.
— Наверно, прекрасного молодого короля, — предполагает он. — Или отважного рыцаря. А может, мудрого учёного?
«Старый романтик», — с нежностью думает Лореаса, но лицо её быстро омрачается печалью.
— Нет, — отвечает она со вздохом. — Эта песня совсем о другом.
— О чём же?
— Я расскажу. Но обещай, что не станешь передавать кому бы то ни было. Дева простит нам тайну на двоих, но не простит её разглашения. Её немилость падёт на весь город.
Озадаченный Кодор приподнимается и заглядывает в лицо жены. Лореаса очень, очень спокойна. Она не шутит.
— Обещаю, — кивает муж. — Расскажи мне, Лоре. Я давно уже взрослый мальчик.
Лореаса вздыхает и смотрит на прозрачные лунные пальцы, пробирающиеся из-за занавеси. Тем временем Кодор усаживается в постели, взбивает подушку и пристраивает её у себя за спиной.
— Дева несчастна в любви, — говорит Лореаса. — А теперь, коли ты стар и мудр, ответь: есть ли на свете такой человек, который может пренебречь Девой Сновидений?
Кодор хмурится.
— Возможно, у него уже была любимая невеста или жена…
Лореаса усмехается.
— Кодор, ум Девы порождает все, чем мы живы. Как поётся в молитвах: «руды и воды, травы и древа, рыбу и гада, зверя и птицу; солнце и звёзды, ярость и нежность, войны и песни…» И рыцарь твой, и его невеста, и их любовь для Девы были бы только её видением, полностью ей подвластным.
— Тогда я не понимаю. Как можно безответно влюбиться в собственное видение?
— Не в видение.
— Но… — начинает Кодор.
И вдруг умолкает. Несколько минут он остаётся недвижим. Людская женщина заподозрила бы, что старый муж уснул сидя. Лореаса не смотрит на него, но чувствует, как течёт и вздымается его мысль, как рождается под нею догадка.
— Что есть реального для Девы? — наконец произносит Кодор; он размышляет вслух, и Лореаса не отвечает. — Величайшая Любовь в небе, Смертная Явь на земле, начальный тон песни, соединяющий миры, и другие Девы Сновидений…
И приходит молчание.
— Да, — говорит Лореаса наконец. — Это так. Она полюбила другую Деву.
Лесничий озадаченно покачивает головой. Снова вздохнув, Лореаса приподнимается и целует мужа.
— А я любила тебя, Кодор. Поэтому теперь я всего лишь некромантисса.
— Ну вот, — огорчается Кодор, — выходит, это я виноват.
Лореаса смеётся.
— Я ни о чём не жалею. Не волнуйся об этом. Но я думаю о дочерях, — она слегка прикусывает губу и размышляет несколько мгновений. Потом продолжает: — Однажды Лореана и Лореада попытаются стать Девами Сновидений. И я не верю, что у них получится. Мне больно и стыдно оттого, ведь я мать, как я могу не верить в силы своих детей, но… мне кажется, что я желаю им повторения своей судьбы. Возлюбленных, детей и вечеров перед камином, а не вечных сновидений во имя Величайшей Любви… Есть ли в этом добро? Может, и нет.